Нолан: «Верно, вы не двигаете поверхность. Вы движетесь по поверхности. Вы убираете одно измерение, чтобы объяснить, о чем говорите. Когда я с Кипом разговаривал о червоточине, я наконец понял, что это четырехмерная дыра в трехмерном пространстве. И поскольку трехмерная дыра в двумерном пространстве представляет собой круг, четырехмерная дыра будет выглядеть для нас как сфера. Вот почему я поместил ее в фильм».
Но как донести до аудитории что-то вроде этого?
Нолан: «Я знаю, как это сделать, основываясь на том, как работает фотоперспектива, которая по сути двумерна, и глаза так же работают, тоже в двух измерениях. Из-за сужающейся перспективы вещи выглядят меньше, когда находятся дальше, и это довольно просто понять. «Мы запрыгиваем в эту сферу, а там есть еще меньшая сфера, она растет и мы запрыгиваем в нее». Идея того, что сферы на каждом конце червоточины одинакового размера, просто и легко реализуема. Мы, кинопроизводители, делаем это постоянно».
По сути, фильм всегда выкладывает трехмерный мир на плоскость. И это не метафора.
Нолан: «Именно поэтому мне не нравится термин 3D, который употребляется вместе со стереоскопическими изображениями: фильмы уже трехмерны сами по себе. Фотография представляет три измерения в двух. Кинопленка добавляет время. Вы берете время и представляете его физически, с помощью киноленты и проектора».
Кип, вы тоже работали с актерами?
Торн: «Да, работал. За пару недель до того, как начались съемки в Канаде, я получил письмо от Мэтью Макконахи. Он пытался вникнуть в роль Купера и понять науку. Мы встретились в бутик-отеле в Беверли-Хиллз, где он прятался на выходных, пытаясь…».
Нолан: «Со всеми своими заметками!»
Торн: «Да, он очистил всю мебель, кроме любимого стула и журнального столика, разбросав листки бумаги повсюду, усеянные заметками. Каждый из листков был связан с конкретным научным вопросом или персонажем. Он вытягивал листок, задавал вопрос и делал пометки. Затем вытягивал другой. Это был замечательный разговор. Потом я говорил по телефону с Энн Хэтэуей в течение полутора часов. Она начала со слов «я немного разбираюсь в физике».
Нолан: «О, она любит науку. И она была очень рада встретиться с Кипом».
Торн: «Она задавала вопросы вроде «Не было ли каких-нибудь экспериментальных проверок, связанных с квантовой гравитацией?». Вопросы, которые она задавала, вы ожидали бы услышать от фаната науки, который последние три года провел за чтением физики».
Нолан: «Она любит науку. Так же, как и Майкл Кейн [играл профессора Брэнда-старшего в «Интерстелларе»]. Он был ну очень рад встретиться с Кипом. Даже сделал с ним совместное фото. Никогда не видел, чтобы Майкл так делал».
Торн: «Первый заместитель режиссера пришел ко мне и сказал: “Майкл Кейн хочет сделать с вами совместное фото. Это нормально?”. У меня отвисла челюсть».
Нолан: «Такое бывает с хорошими актерами, вы не знаете, что они берут от людей. Но с участием Кипа было два момента. Во-первых, великие актеры не могут озвучить строки, которых не понимают. Ну или им никто не поверит. Во-вторых, когда вы видите кого-то, кто провел жизнь, работая над этими вещами, вы берете от него что-то визуальное, что он делает или что надевает. Они впитывают ваши принципы».
Торн: «Да, у меня было такое ощущение, когда я общался с Макконахи и Хэтэуей. Они пытались вникнуть в эту науку, потому что им нужно было пропустить ее через себя. В случае с Кейном, он, похоже, просто хотел понять, каково это — быть ученым».
Нолан: «Думаю, одна из причин этого в том, что Майклу не приходилось обсуждать науку по ходу фильма».
Крис, вы никогда не задумывались: «Блин, у меня есть сюжет, в котором есть червоточина и черная дыра, люди совсем запутаются»?
Нолан: «Нет, у меня был момент, когда я взял черновик Джоны и подумал, мол, блин, у меня шесть червоточин и пять черных дыр. Я подумал, что это очень сложно. У Кипа были прекрасные идеи того, как можно использовать множество черных дыр, но я просто сказал: ребята, у нас одна черная дыра и одна червоточина, давайте работать с этим».
Leave a Reply