Мастер Весеннего Света со свистом втянул в себя воздух, намереваясь прервать родственницу, но куда там: Тарин во всю рассказывала старику как они с Морни шлепали по… Великий Манве!
— Так вот прямо и сказал, представляете, Светлейший, усладить легкие осенним благоуханием! Верно, Морни? — она ткнула брата локтем.
Морнэмир еще больше покраснел, и промычал что-то нечленораздельное.
— Ну и поблагоухали мы сегодня, скажу я вам… потому что, дорога оказалась для продовольственных обозов, а главные ворота остались к югу — весело продолжала Тарин.
Нимотар Финглас расхохотался. Мастер Эленандар взял кузину под локоть, и попытался отстранить ее от Светлейшего, намереваясь спасти хоть какие-то остатки семейной репутации. Хотя после слова “навоз”, да еще и произнесенного устами дамы, какой-никакой, а королевской крови, репутация семьи правящего дома Лассе оказалась именно там.
Спешно простившись с паладином, не отпуская Тарин, мастер Эленандар потянул за собой Морнэмира. Очутившись в маленькой комнате, в закутке, кузен и кузина потянулись было к нему, но Эленандар гневно уставился на обоих.
— Тассарин! Морнэмир! Что за выходки? Как вы себя ведете?!
Брат и сестра недоуменно уставились на него, их радостные улыбки окаменели.
— А как мы себя ведем? — робко спросила эльфийка.
— Что значит как?! Вы же эльфы! А не орки-браконьеры. Вас что не учили этикету?
Кузены опустили головы.
“А действительно не учили, — подумал мастер Эленандар, — тетка жила в глуши, при дворе почти не появлялась, да и не особо была там нужна. Вроде и родня правящего дома, а вроде и седьмая вода на киселе. Приглашать неловко, еще скажет что не так, а совсем забыть — не пристало. Кровь не водица. Неудивительно, что после смерти про ее потомство предпочли не вспоминать. Вот и росли дети, можно сказать в глуши. Чего с них требовать.”
Он продолжил более спокойно:
— Нельзя смеяться при дворе, нельзя болтать глупости, нельзя краснеть — он выразительно посмотрел на Морнэмира, — нельзя панибратски разговаривать с паладинами и уж тем более нельзя говорить слово “навоз”. Тем более, такое слово не должно слетать с уст юной девицы!
Морнэмир снова покраснел, а Тарин с вызовом ответила кузену:
— А как прикажешь его называть, Эл?
— Кого? — не понял Эленандар.
— Навоз! Кого ж еще! Как мне назвать то, что остается после лошадей и коров? Дерьмом?
Морнэмир хмыкнул.
“Ну, детский сад, что с них взять!” — подумал мастер Эленандар, а вслух сказал:
— Удобрением, дорогая, удобрением! И называть меня Эл на людях тоже нельзя. Для всех я — мастер Эленандар.
Тут уже по непонятным Эленандару причинам хмыкнули оба.
— А обнять тебя все-таки можно, мастер? – смеясь, спросила кузина.
Мастер Эленандар протянул руки, и брат с сестрой почти одновременно оказались в его объятиях. Вдыхая совершенно одинаковый медовый запах их волос, зарывшись пальцами в жесткие каштановые кудри, Эленандар попеременно касался губами то одного, то другого лба, хорошо заученными с детства легкими движениями.
“Великий Манвэ, я подонок — думал он. — Ни разу не написал домой ни строчки. Поэт. Наверняка кузены, радовались, что поедут на Фестиваль, и увидят меня. А я? Обрадовался? Нет, испугался. Испугался, что родичи не захотят разговаривать, и даже видеть меня, после такого молчания. Оказывается, страх — мощный стимул: за один вечер набросал жалкое пространное письмо с извинениями. А вместе с письмом подарки: Морнэмиру — пряжку на воротник древней эласской работы, черный бриллиант, под стать имени; Тассарин — пару туфель из кожи амралиенского василиска, пожалуй, это одни из самых дорогих туфель, которые когда-либо видел Арнон, и уж точно единственные в своем роде. Но что с того? Выходит, хотел откупиться от родных, заплатить за четыре года молчания. А подвернись возможность, вернуть эти годы назад? Нет, ничего не изменил бы. Поэт должен быть один. Чтобы стать мастером. Чтобы даже в страшных снах не возвращаться боле в унылое Брокилонское захолустье. Чтобы позволить себе, в конце концов, купить Тарин эти чертовы туфли! Но, все же…дети…” Он вздохнул:
— С чего это вдруг нам на Фестиваль решили прислать двух взрослых дикарят?
****
Мастер Тейлор вздохнул и подлил себе еще вина.
— Возможно…э…ваша интерпретация услышанного, уважаемый мастер Эленандар, не совсем э…как бы сказать… — он замялся.
— Всего лишь интерпретация – твердо закончила за него мастер Дарда.
— Lle lakwenien? Вы шутите, мастер Дарда? — эльф снова заметался по комнате. – А как еще объяснить то, что Храванон посылает на Фестиваль не князей, не лордов, не даже прославленных ученых мужей, а так…дальних, Мандосом забытых родственников, из Брокилонского захолустья, детей, которым что ваша поэзия, что конная прогулка – все одно.
— Но, ведь им выделили свиту и …все, что полагается в таких случаях – вставил мастер Тейлор.
— Да, и они все-таки принадлежат к правящему дому – продолжила мастер Дарда.
Очень интересно, как же выглядят эти орки… такие душевные, что даже эльфийки влюбляются в них?
Отличное произведение
Замечательный рассказ. Или даже повесть. В последнее время редко встречаются такие вот по-настоящему ЛИТЕРАТУРНЫЕ произведения.
Спасибо автору!